Но наиболее важным для атрибуции является письмо Давыдова, полученное Чеховым приблизительно за две недели до наиболее вероятного времени писания заметки, как бы дающее материал для всех главных ее тем и мотивов и провоцирующее самый ее тон. В нем говорится о денежных делах, есть и семейная тема, идет речь о плохом ведении дела в «антихудожественном» Петербурге, сквозит и «горячее отношение к искусству» и независимость, нежелание подчиниться тому, что в театре видят «торговое предприятие», и готовность «бросить все» (как он и сделал за два года перед тем). «Что сказать Вам о себе? В семье у меня, слава богу, обстоит благополучно, в этом отношении я совершенно счастлив и покоен. Не могу сказать того же о моей театральной деятельности. Театральное дело здесь ведется так плохо, что заставляет меня весьма и весьма часто переживать очень тяжелые минуты. В такие минуты является горячее желание бросить это дело (которое я, между прочим, так люблю) и уйти куда-нибудь подальше, так, чтобы даже и не слыхать о театре. Невыразимо тяжело и грустно видеть, что из этого дела, которое я привык ставить так высоко, которому придаю такое громадное воспитательное значение, здесь, где имеются все средства для хорошего ведения этого дела, сделали какое-то торговое предприятие, единственное назначение которого давать во что бы то ни стало большие барыши. Для достижения этой цели всякие средства считаются пригодными; и в этом храме искусства, превращенном в толкучий рынок, не стыдятся торговать таким хламом, как все те пиэсы, которые для нынешнего дня составляют преобладающий элемент в репертуаре текущего сезона, лишь бы этот хлам давал хороший доход. Да и это ли одно!» «Впрочем, обо всем этом, — заключал Давыдов, — поговорим при свидании» (15 января 1889 г. — ГБЛ).
Свиданье это состоялось через неделю, когда Чехов приехал в Петербург, их было даже два — 21 и 22 (или 23) января (Летопись, стр. 219–220), оба были продолжительны, и собеседники имели возможность более подробно обсудить все эти вопросы. Во время этих свиданий Чехов мог и в полной мере познакомиться с «чувством независимости в артисте», которым тот мог поспорить с самим предполагаемым автором заметки, так это чувство ценящим. «С нудным Давыдовым ссорюсь и мирюсь по 10 раз на день», — писал он в эти дни М. П. Чехову (Письма, т. 3. стр. 141). Спор шел о новой редакции пьесы «Иванов». «После Вашего ухода, — писал Давыдов, — я еще несколько раз прочитал роль Иванова в новой редакции и положительно не понимаю его теперь <…> Как друг, как человек, уважающий Ваш талант и желающий Вам от души всех благ, наконец, как актер, прослуживший искусству 21 год, я усердно прошу Вас оставить мне Иванова, каким он сделан у Вас в первой переделке, иначе я его не понимаю и боюсь, что провалю. Даю Вам слово, что это не каприз, а чистосердечное объяснение и желание как Вам, так и себе добра. Если почему-либо нельзя исполнить мою просьбу, то я готов с большим удовольствием играть Косых, чем Иванова» (ГБЛ; дата рукой Чехова: «89.I.22»; подчеркнуто адресантом; Письма, т. 3, стр. 381).
Не должно смущать местоимение «нас» в статье москвича. Статья шла без подписи, шла она в петербургской газете. Аналогичный пассаж находим в чеховской заметке о М. А. Потоцкой: «Вспомним, если угодно, про г-жу Ильинскую, которая на образцовой сцене Малого театра пользовалась выдающимся успехом, но, попав к нам и просидев без дела лет десять, возбуждала потом удивление в приезжих москвичах <…> В режиме нашей Александринской сцены есть что-то разрушительное…» (Сочинения, т. 16, стр. 262. Разрядка наша. — Ред.).
Несмотря на трудности стилистической атрибуции театральных рецензий (см. предисловие к примечаниям наст. тома), можно рискнуть, однако, отметить некоторые элементы чеховской мелодики и предпочтение сложно-сочиненных конструкций с союзом «и». Отметим также отсутствие в них запятой перед «и» — типичная черта индивидуальной чеховской пунктуации, не находящая аналогии в других статьях «Нового времени».
По сдержанной лаконичности стиля заметки выделяются на фоне материала отдела «Театр и музыка», так же как и некоторыми элементами содержания — и прежде всего выдвижением на передний план этических моментов.
Договориться о напечатании заметки с Сувориным (кстати сказать, разделявшим с Чеховым высокое мнение о Давыдове-актере — см. статью Суворина «Бенефис г. Давыдова» — «Новое время», 1889, № 4655, 12 февраля) Чехов мог во время своего визита в Петербург 19 января — 2 февраля 1889 г.
Кроме этих бенефисных заметок, Чехову, очевидно, принадлежит еще одна маленькая статья, написанная во время январского его пребывания в Петербурге в 1889 г. и опубликованная в конце месяца в «Новом времени». Авторство Чехова устанавливается на основании подсчета строк в счете, присланном 3 июня 1889 г. конторой «Нового времени» (ДМЧ).
В этом счете указано количество строк и гонорар по известным произведениям Чехова этого года: «Княгиня», «Вынужденное заявление», «Предложение». Но кроме этого из счета явствует, что Чехову причиталось получить гонорар за какие-то 50 строк по № 4640 (от 28 января). Из всех материалов номера, включая международные корреспонденции, внутренние известия, придворную, церковную и судебную хронику, такой объем имеет только одна заметка в рубрике «Театр и музыка», посвященная Обществу русских драматических писателей и оперных композиторов.
Утверждению об авторстве Чехова не противоречит и содержание заметки; оно живо перекликается с многочисленными высказываниями об Обществе русских драматических писателей и оперных композиторов в письмах Чехова, его публицистике, а также с его деятельностью как члена этой организации.